ЖЕМЧУЖНАЯ РУЛАДА РОССИИ

Тютчев и Фет Два сильных корня поэзии России и две фигуры — антиподы. Фет — весь радость, веселье шумное, то Тютчев — грусть, гражданин гиены. Фет — человек чувств, сама чувствительность, ее высшее проявлением (Вакханка), Тютчев — сама нежность, но нежность почти бессильная, почти без чувств. Тютчева интересует вечер, ночь, зло как таково; гаснущий день, наползающие сумерки; Фет — это расцвет, природа в зелени и цветах. Тютчев — увяданье, сброшенный пылающий пурпур деревьев, он ценит « возвышенную стыдливость страданий». Всю рельефную и колкую противоречивость поэзии своего антипода Фет выразил в следующих словах: « Весь поэтический образ стихотворения полон чувств, хотя и принадлежит человеку мысли… избыток рефлексии». Тютчев — поэт с уникальным ощущением вселенной. Каждый его стих — это запечатленное мгновение, словно вспышка магнии или молнии. Это ощущение нервного спазма от мощи природа, благоговения перед ее силой, бьющей огненным фонтаном из неведомых недр. Тютчев — это Коперник в поэзии, это мир Колумба. Можно заострить — это мир Фауста, мир дерзостного человека, выходящего к мировой бездне. Недаром Тютчев восклицает: «тебе Колумб, тебе венец!» Для Тютчева, как сказал еще И. С. Аксаков, «жить — значило мыслить». Не удивительно поэтому, что его стихи всегда полны мысли. В каждом его стихотворении чувствуется не только острый глаз и чуткий слух художника, но и ум мыслителя. «Умный, умный, как день, Федор Иванович» — писал о Тютчеве Тургенев. И писал сам поэт: «День — сей блистательный покров — День, земнородных оживленье, Души болящей исцеленье, Друг человека и богов» Поэт Вселенной Поэт бесконечности, неба с его вечной загадкой. Он сам восхищался и упивался миром Вселенной, миром звезд. И заставлял читателя трепетать перед этим миром. «Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены». Он — поэт «двойного» бытия, на пороге между днем и ночью, а, точнее, на ступеньках лестницы, ведущей от сумерек дня к тайне звезд, притягательной и мятежной тайне вечности. Его душа — это «жилица двух миров»: внутреннего мира поэта и мира природы, вселенной. «Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой…» Главная тема лирики Центральная идея тютчевской лирики — это отношения человека и природы. Поэт и природа связаны между собой глубокими, внутренними нитями. Цельность, синтез мира природного, с одной стороны, и «Я», человеческое — с другой стороны. «Все во мне, — и я во всем» — восклицает поэт. Ему было ненавистно представлять мир как скопление абстракций, лишенных души, чувств. Он враждебно относился к французскому плоскому позитивизму, который превращает весь живой, одухотворенный мир в пустоту. Избегал он и немецкий идеализм, представляющий мир в умственных, отвлеченных категориях («Абсолютный дух»). Он один из первых в русской национальной мысли поднял штандарт борьбы за цельное ощущение мира. Ощущение родства между человеком и стихийными силами, чтобы человек6 «… одной с природой жизнью дышал, Листка понимал трепетанье» А под землей, как труп, лежит оно. Тютчев знает: жизнь торжествует над увяданием, над старостью, над смертью. Даже в минуты сокрушающего его горя, у постели умирающей любимой женщины («Весь день она лежала в забытьи, //и всю ее уж тени покрывали…»), «убитый, но живой», он различает за окном «веселый» (не унылый, а именно «веселый») шум летнего дождя: В сравнении с мимолетностью человеческого существования единственной живой реальностью представлялась Тютчеву природа — «Великая Мать». Каждая новая весна так же молода, как и ее предшественница: «Бессмертьем взор ее сияет //И ни морщины на челе». Перед лицом этого постоянно обновляющегося внешнего мира человек, на каждом шагу своего бытия сталкивающийся с непреложным законом времени, не более как «злак земной», «мыслящий тростник», «беспомощное дитя», «греза природы». Эти настроения звучат не только в стихах Тютчева, но и в его письмах, порою как бы объединяя их общностью тона. Чувство тоски и ужаса Поэт не раз признается своим близким, что его неотвязно преследуют и стали для него «привычными» ощущения «внутренней тревоги» и «чувство тоски и ужаса». Время, кладущее неизгладимые морщины на любимые черты, пространство, разделяющее людей и отдающее их во власть времени, и, наконец, смерть — равно могущественные и враждебные человеку силы в глазах Тютчева. Именно они заставляют его «с такой болезненной живостью и — настойчивостью» испытывать «сознание непрочности и хрупкости всего в жизни». Это возраставшее с годами ощущение скоротечности бытия сочеталось у поэта с отчетливым сознанием обреченности действительности, чреватой потрясениями и бурями. …жизни нет конца Афанасий Афанасьевич Фет — русский поэт с немецкими корнями, переводчик, лирик, автор мемуаров. Член — корреспондент Академии наук Петербурга. Поэт, практик значительно глубокий, мощный, жизненный. Он не верил в смерть, он верил, что жизнь вечна («что жизни нет конца»). Преодолевал трагедии, сублимировал их в радость, в драматическую радость, гармонию. Для него «прошлое», настоящее и будущее — это «теперь». Обращаясь к будущему поколению, он говорит, что в этот самый миг: « …И ты и я — мы встретимся, — теперь». Образы поэта подчас удивительно смелы, лирически дерзновенны и иррациональны — не смысловое сообщение, а внушение настроения, когда чувство абсолютно гнет логику: «Хотя не вечен человек, то что вечно, человечно» Лирическая дерзость Основная тема поэзии Фета — любовь, чувственность. Языческий культ Прекрасной Дамы. Его поэзия покоится на эстетике красоты — на принципах гармонии, четкости, пластичности и ясности. «Откуда у этого добродушного, толстого офицера такая лирическая дерзость, свойство великих поэтов?» — писал Лев Толстой. Стихотворение (появилось оно в июле 1843 года в «Отечественных записках»), которое являло собой как бы «лирический автопортрет» нового поэта: Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; «Звездная» лирика Из фетовских стихотворений можно было бы составить целый «звездный цикл»: так много писал он о звездах (как никто в русской поэзии), снова и снова находя в звездном небе вдохновение для своего «космического чувства». Одна из вершин «звездной лирики» Фета — стихотворение, которое Чайковский ставил «наравне с самым высшим, что только есть высокого в искусстве»: На стоге сена ночью южной Лицом ко тверди я лежал, И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал… На этот раз поэт не передает своих «диалогов со звездами» (как в некоторых стихотворениях этого рода) и не просто чувствует свое родство с космической жизнью — он переживает необычайное состояние погружения в космическую глубину: Я ль несся к бездне полуночной, Иль сонмы звезд ко мне неслись? Казалось, будто в длани мощной Над этой бездной я повис. Первый житель рая… Как оценивал сам поэт свою открытость столь уникальным переживаниям? В этом же стихотворении Фет дает исключительно важное для понимания его творческого дара самоопределение: он говорит о себе — …я, как первый житель рая… Этим мифологическим уподоблением Фет как бы указывает на первозданную полноту, силу и чистоту своего «человеческого естества», всех изначальных чувств, данных природой человеку (эту фетовскую «первобытную природность» отмечала н критика). Если продолжить мифологему «первого человека», то надо будет сказать, что в фетовской поэзии рассказано столько же о «первом человеке» (мужчине), сколько и о «втором» (женщине), а более всего — о них обоих, об их любви в «райском саду».